|
АЛЕКСАНДР ЗАДОРОЖНЫЙ
Я ИДУ
– Почему люди бояться меня? Ведь я такой же, как и они. Но люди почему-то сторонятся меня, избегают встретиться со мной даже взглядом. Что такого скрыто во мне, что так пугает их? Возможно мой большой рост – два метра четыре сантиметра? Или мое могучее телосложение? – Вот с такими мыслями я стою перед витриной пустого магазина и смотрю на размытое отражение в стекле.
С Невы налетел холодный северный ветер, и фалды моего серого пальто захлопали по ногам. Защищаясь от холода, проникающего за пазуху, поднимаю воротник. Двойник в стекле точь-в-точь повторил все движения. С витрины смотрело мое собственное отражение: абсолютно лысая голова с низким, нависшим над глубоко посаженными глазами лбом; тяжелая челюсть, выпирающая вперед; большой рот с толстыми бескровными губами и маленькие, аккуратненькие, как у новорожденного младенца, ушки. Они такие крохотные и красивые, что всегда вызывали у меня умиление. Они никак не вязались с несоразмерными пропорциями моего большого тела. И когда я трогаю их своими сильными, длинными руками, то всегда испытываю благоговейный страх, что эти крохотные ушки могут осыпаться, как лепестки цветка, или оторвутся, как крылышки хрупкого насекомого.
Вот так, не двигаясь, я стою уже пол часа на одном месте и смотрю в глубину витринного стекла. В Петербурге ночь. Пустынные улицы, потусторонний ртутный свет уличных фонарей и пронизывающий, холодный северный ветер.
Я люблю петербургскую ночь, когда можно раствориться в сумраке старых зданий, во мраке проходных дворов, где никто не обращает внимания на мои большие размеры. Ночью я раскрепощаюсь. Ночью я чувствую себя свободным.
У меня есть любимая игра, я сам ее придумал, – игра в слова. На одно слово, пришедшее на ум, я придумываю другое, связанное с чувством, которое вызывает первое слово, и так далее, пока последнее слово не вызовет ассоциацию с первым. Тогда круг замыкается, и игра заканчивается. Например: Луна – свет – холод (свет от Луны холодный) – ночь (потому что ночью холодно) – Луна (потому что ночь) – круг замкнулся.
Вдали, пересекая трамвайные пути, промчалась одинокая машина. Она проехала по улице Восстания к Невскому проспекту. На том перекрестке мигали желтым светофоры, и горели яркие желтые фонари уличного освещения. Противный желтый свет! Намного приятнее бледный с синевой свет ртутных ламп: он не раздражает. Шум мотора удалился, и я вновь уставился на серый силуэт по ту сторону стекла.
В этот самый момент, когда я вновь хотел заняться самоанализом и созерцанием, словно чья-то осторожная рука коснулась моего плеча. Вздрогнув от неожиданности, я резко обернулся. Но сзади никого не оказалось. Улица была совершенно пуста, как и полчаса тому назад. В черноте подворотен не было видно даже бездомных кошек. Только раскачивающиеся от ветра фонари и поскрипывающий под напором того же ветра дорожный знак ограничения скорости.
Однако прикосновение четко ощущалось, и это не могло быть просто игрой воображения. Я напряг свою внутреннюю силу в надежде узнать, что же на самом деле произошло. Перед моим внутренним взором предстала лишь кромешная мгла. Все усилия оказались тщетны. Мне не хватало внутренней энергии, чтобы пробиться сквозь эфирные потоки. Требовалось восстановить свой психический потенциал. За этим я и вышел на улицу сегодняшней ночью, как это делал много раз раньше.
На всякий случай еще раз оглядевшись по сторонам, я вошел в первую подворотню старого пятиэтажного дома, в котором находился магазин, в чью витрину я разглядывал свое отражение. Широкая парадная лестница, выкрашенная в зеленый цвет. Остатки камина в одной из стен. Под потолком горит, свисая на кривом проводе, голая лампочка. Стертая мраморная лестница. Я поднимаюсь на второй этаж по ее стертым от времени, скользким ступеням и останавливаюсь перед большой двустворчатой деревянной дверью, с множеством звонков.
Прежде чем войти внутрь, силой своего сознания изучаю хозяев квартиры. Но черт! Мой ментальный щуп натыкается на разум собаки. Жильцы держат у себя собаку! Она тут же почувствовала мое присутствие и залилась истошным воем. Мерзкое создание. Я отворачиваюсь и иду прочь из этого дома.
– Собака – лай – шум – круг не замкнулся.
Ветер крепчает. Луна в черном небе периодически исчезает в быстро несущихся облаках. Дом с собакой остался в стороне. Я больше не чувствую ее испуганный ментальный взгляд. Передо мной другой дом с лепными украшениями и погашенными полукруглыми окнами. Я вхожу внутрь.
Мои ноги в резиновых кедах пятидесятого размера бесшумно ступают по каменным ступеням лестницы. Стены здесь исписаны разными словами, словно пещера древних людей. Слова – это хороший знак.
Останавливаюсь перед дверями на втором этаже, закрываю глаза и смотрю внутрь. Дверь, оказывается, железная, хотя с виду, кажется деревянной. За ней небольшая прихожая с вешалкой и зеркалом. На лево две маленьких комнаты – они пусты. Справа большая, там стоит кровать, на которой спят молодой мужчина и женщина. Им снятся радостные сны: ему сниться красивая машина, а она хочет ребенка... Дальше ванна, туалет и кухня – там никого нет. Собаки у них тоже нет – это хорошо. Можно входить.
Я сосредотачиваюсь и чувствую, как замок "Цербер" бесшумно поворачивается на те четыре оборота, на которые был заперт. Затем силой воли я осторожно отодвигаю засов. Его стальной язычок бесшумно скользит в сторону, и вот дверь отперта. Я толкаю ее рукой, и бронированная створка медленно распахивается, открывая проход в квартиру. Мне кажется, что воздух уплотняется под напором моего большого тела, словно под действием поршня в компрессоре, когда я вхожу внутрь.
А сон у спящих стал беспокойным. Женщина откинула одеяло и глубоко задышала. Мужчина заворочался, что-то бормоча себе под нос. Я стою возле их постели, склонившись над их обнаженными телами. Как прекрасно, что они спят голыми, – мне будет меньше возни.
Мужчина оказался хилого телосложения. Его плоская грудь полностью заросла черными кудрявыми волосами. Они росли у него везде, на руках, ногах. Их длинные колечки высовывались даже из ноздрей его длинного горбатого носа. Такому, как он, действительно нужно мечтать о хорошей машине, как о довеске к его мужскому достоинству. Но сейчас, во сне, его мечта, объятая пламенем, падала в пропасть, и он падал вместе с ней.
Гораздо приятнее было смотреть на женщину, ее полные формы дышали здоровьем и жизненной силой; длинные рыжие волосы раскинулись по подушке. Она находилась в самой лучшей форме, чтобы зачать ребенка, о котором давно мечтала. Но ее радужная мечта во время сна превратилась в кошмар – ребенок родился мертвым. Мужчина мне не интересен – его я просто убью. А женщина отдаст мне свою жизненную силу, которая восстановит мою.
– Сила – женщина – жизнь – сила – круг замкнулся. Я выбираю женщину.
Если бы мужчина проснулся, то он бы увидел огромную, широкоплечую фигуру, склонившуюся в ночном сумраке над их кроватью, и длинную руку с сильными, узловатыми пальцами, тянущуюся к его горлу. Сначала хрустнули хрящи, а затем сломался позвонок.
Женщина проснулась, когда мужчина был уже мертв, и его безжизненное тело с неестественно повернутой головой, остывало рядом на подушках. Разум женщины парализовал страх, и когда мои руки обняли ее, она не могла даже кричать. Прикосновение ее теплой плоти возбуждает во мне ненасытное чувство жажды. Руками я ощущаю бешеное биение ее сердца, поворачиваю ей голову так, чтобы хорошо видеть сонную артерию и слизываю языком холодную испарину, выступившую в этом месте. Она солоновата на вкус, почти как то, за чем я пришел сюда. Губами я нахожу то место, где бьется пульс и ...
Когда мои руки ничего больше не чувствуют кроме тяжести безжизненного тела, я отрываю свой рот от похолодевшей шеи женщины и облизываю губы. Бросив опустошенный сосуд живительной влаги обратно на кровать к мертвому супругу, я иду прочь, чувствуя, как сила вновь наполняет меня. Проходя в прихожей мимо зеркала, я бросаю беглый взгляд на свое отражение. Там пусто...
На улице завывает северный ветер. В свете качающихся фонарей пляшут причудливые тени. С фасадов домов смотрят слепыми глазами каменные лица изваяний, покрытых налетом городской пыли и машинной гари.
И вновь, как и в прошлый раз, я вдруг чувствую чужой пристальный взгляд, который наблюдает за мной. Но это не может быть камень холодных стен. Это взгляд живого человека!
Страх закрался ко мне в сердце. Если кто-то знает о моем существовании и следит за мной – я обречен! Я должен узнать, кто следит за мной в этом ночном городе. Но все мои попытки установить источник наблюдения упираются в неподдающуюся моему сознанию стену. Мне еще не хватает силы. Мне не хватает того, что называется жизненным опытом, знанием. Молодая женщина дала мне силу, а старая даст знание. Мне нужна старуха! Ее кровь, как хорошо выдержанное вино, и в этом красном вине заключена мудрость прожитых лет.
Я убыстряю шаг. Чей-то невидимый взгляд следует за мной, как тень за спиной. Я не могу скрыться от него ни в черной подворотне, ни на середине улицы. Он повсюду упирается мне в спину. Он сводит меня с ума!
Кровь молодой женщины дала мне возможность только сильнее ощущать этот взгляд таинственного наблюдателя, но я не могу определить источник, от которого он исходит. Кто упрямо следует за мной по ночным улицам спящего города? В сознание закрадывается мысль, что этот некто наблюдал за мной с того самого момента, кода я стоял у витрины магазина.
Я убыстряю шаг. Чужой внутренний взгляд подхлестывает меня, как плеть. Я уже бегу мимо молчаливых домов с их черными окнами, за которыми спят люди, и за мной по пятам неотступно, как тень, следует невидимый незнакомец. Что он хочет?! Свести меня с ума? Или ему нужна моя жизнь? Зачем? Эти вопросы не дают покоя. Мне срочно необходим ответ, и его может дать лишь одно средство – кровь пожилого человека...
Эта улица мне знакома. Пустынная, с редкими фонарями уличного освещения она прекрасно подходит для поиска моей цели. Прямо передо мной четырехэтажный дом дореволюционной постройки с выступающими по бокам эркерами. Арка мрачного проходного двора закрыта тяжелыми коваными воротами. Рядом парадный вход. Его дверь со сломанным кодовым замком открыта нараспашку, словно приглашая войти, – это хороший знак.
На этот раз мне достаточно просто взглянуть на окна с улицы, чтобы определить, кто живет в этом месте. И вот оно, что я ищу! Древняя, одинокая старушка сидит возле погашенного окна на третьем этаже и смотрит вниз, прямо на меня, думая, что ее не видно. Она права, я ее не вижу – я ее чувствую.
Ее мысли отчетливо вырисовываются в моем мозгу. У нее бессонница. Она проводит ночное время, доживая свой век, сидя у окна и наблюдая за кошками. Моя огромная, одинокая фигура на пустынной улице, длинное пальто, которое развивает пронизывающий ветер с Невы, вызывают в ней подсознательный страх. И ей становиться еще страшнее, когда она понимает, что я смотрю на ее окно.
Я вошел в парадную и стал подыматься на третий этаж, к квартире своей намеченной жертвы. Это даже хорошо, что она заметила меня. В ее теле появился страх, и он расцветает в ней как цветок, насыщая кровь жертвы. Пока я иду, он наполнит ее своим пикантным ароматом. Представьте, что чувствует гурман, спускающийся в винный погреб, зная, что там его ждет старое благородное вино, с которым в бокале плавает лепесток розы. Пахучая роса с этого лепестка растворилась в алом напитке, отдав ему свой первый луч солнца.
Вот и дверь – та самая, за которой меня ждет мой бокал вина.
Я закрываю глаза, сосредотачиваюсь. Первый замок, открываясь, поворачивается на два оборота. Отходит в сторону его защелка. Силой воли отодвигаю задвижку. Осталась только цепочка. И тут я чувствую, что хозяйка стоит с противоположной стороны и в ужасе смотрит, как замок ее дверей сам собой поворачивается, как ползет в сторону задвижка, и как соскакивает цепочка.
С жалобным скрипом дверь распахивается, и я вижу за ней маленькую седую старушку в ночной сорочке и вязаным шерстяным платком в руках. Ее глаза в смертельном ужасе широко раскрыты. Рот перекошен судорогой.
Я протягиваю к старушке свои руки, но она, очнувшись от транса, тихо вскрикнув, убегает в открытую дверь соседней комнаты. Я улыбаюсь, закрываю входную дверь и спокойно отправляюсь на ее поиски. Я знаю, что в квартире мы одни.
В сумраке комнаты, в которой скрылась моя избранница, стоит тот запах, какой обычно появляется в жилище старого человека – запах скорой смерти. Через неплотно прикрытую портьеру сюда с улицы пробивается бледный свет ртутной лампы. Этот луч падает на стену с розовыми цветочками и проходит изломанной полосой по старой картине в массивной золоченой раме, на ней изображен какой-то генерал. Глаза генерала непропорционально огромны, словно в ужасе расширились от происходящего.
Не спеша, огибаю круглый столик в центре, накрытый кружевной скатертью, и подхожу к дальнему углу, в который забилась беглянка. Старушка сидит на корточках и пытается закрыться от меня вязаным платком, держа его в дрожащих руках. Она издает слабые всхлипы. Чего ты боишься? Это же сама смерть пришла за тобой. Ты так давно ждала ее.
Рукой отдергиваю платок. Старушка цепко держит его своими дряблыми ручонками, не давая отнять мне ее последнюю защиту. Приходится с силой тащить платок на себя. Тонкая шерсть рвется, и больше ничто не мешает мне подарить своей жертве последний поцелуй. Склоняюсь над трепещущей плотью старого человека, заслоняя собой полумрак комнаты. На мгновение обращаю внимание на дряблую, морщинистую кожу на шее с темными прожилками вен, куда направлено мое желание...
После двух глотков кровь иссякает. У старушки не выдержало сердце. Отпускаю ее. И холодное тело в белой ночной сорочке, выскользнув из моих рук, безвольно сползает к ногам. В голове барабаном стучит пульс, словно у меня внутри вместе с моим сердцем забились сердца жертв. Ощущаю неописуемый восторг наслаждения. Фонтан жизненной энергии пронизывает все мое огромное тело. Я вновь молод, полон сил. Я счастлив!
Но тут я опять чувствую незримое присутствие постороннего, и весь восторг от обретенного могущества улетучивается в мгновение ока, оставив тревожное напряжение. Предчувствие опасности вновь овладело мной. Кто-то неотступно следует за мной по пятам. Я должен узнать, кто это и разобраться с ним раз и навсегда. Один из нас должен умереть, и я знаю кто. О, как я буду наслаждаться, мучая своего врага! Но вначале я должен найти источник опасности.
Закрываю глаза. Внутреннее сосредоточение на этот раз дается во много раз легче, – кровь старухи сделала свое дело. Ощущаю спящих жильцов дома, они все разом увидели кошмар в своих снах и судорожно заметались на своих теплых и мягких кроватях. Крысы в испуге бросились прочь из подвала, словно дом должен рухнуть от землетрясения. Мое сознание выходит дальше, за пределы каменных стен, но там лишь мрак с хаотичным движением сумрачных теней. Я не могу поймать ту нить, которая приведет меня к источнику той силы, которая следит за мной. Нить постоянно петляет, ускользает, теряется из виду в водовороте ментальных энергий.
Я должен покинуть этот дом. На улице мне будет легче дышать, там мне будет легче проследить за преследователем, там он не сможет скрыться от меня.
Затхлый запах старушечьей квартиры – это смерть. Выхожу на лестницу. Старуха боялась меня, я боюсь того, кто следит за мной – это страх. Ступени ведут вниз к выходу. Страх – дрожь. Мне нужно замкнуть круг! Дверь распахивается, и я выхожу на пустую улицу. Дрожь – холод – ночь, мрак... Вот оно! Смерть – страх – дрожь – холод, ночь, мрак – смерть! Круг замкнулся! Я знаю, кто наблюдает за мной – это ты, мой дорогой читатель. Ты наблюдаешь за мной с того самого момента, как взял в руки этот рассказ. Ты шел за мной шаг за шагом. Ты знаешь кто я, а я теперь знаю кто ты…
Жди, я иду...
|
